Материал опубликован в журнале «Арсенал Отечества» № 6 (74) за 2024 г.
Григорий Никоноров, Игорь Родионов
Памяти Александра Бухарова
Финальная статья цикла. Читать начало Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7
Философия войны с момента нападения объединенной под властью Германии Европы на СССР получила свое системное закрепление в документах советского правительства, выступлениях и обращениях к народу представителей военно-политического руководства, духовенства, произведениях писателей и композиторов, молчаливом подвиге тех, кто стоял насмерть в котлах и окружениях (дорого дались стране ошибки и просчеты военного руководства, касающиеся реализации плана приграничных сражений и немедленного переноса войны на территорию противника).
Первым (до официального обращения к народу В.Молотова, второго человека в стране) уже утром 22 июня 1941 г. во время воскресной службы к пастве и пасомым Христовой Православной Церкви обратился местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий Страгородский. До сих пор остается загадкой, от кого он получил информацию о нападении Германии, которая на тот момент была известна в Москве узкому кругу руководителей страны. Вместе с тем позиция РПЦ была однозначна, и местоблюститель (несмотря на все обиды и гонения) четко обозначил в своем обращении задачи верующих (которых по переписи 1937 г. насчитывалось 56,7 % от общего количества граждан СССР): «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю… Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших души свои за народ и Родину… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины».
Началась война, которая по своему размаху, разрушениям и гибели людей не имела примеров в истории России. В 12 часов дня к гражданам страны обратился В.Молотов и призвал всех к защите Отечества. Несмотря на тяжелейшее горе, накрывшее страну, его слова о том, что «враг будет разбит и победа будет за нами», стали вектором для подавляющего большинства советских людей. В первый день войны была объявлена мобилизация, несмотря на которую в военкоматы по всей стране пришло около миллиона добровольцев (разительный контраст с недавним прошлым, связанный с проведением частичной мобилизации, во время которой в качестве добровольцев прибыло четыре тысячи, а на границе с Белоруссией и Грузий скопилось несколько десятков тысяч дезертиров).
Политическое руководство страны с первого дня войны было занято переводом страны с мирного на военное положение и попыткой осмыслить ситуацию на фронте и в стране в условиях новых реалий. И. В. Сталин обратится к народу позже, после получения полной картины происходящего в стране и выяснения реального соотношения политических сил и потенциалов противников и союзников советского государства.
29 июня 1941 г., основываясь на идеях В. И. Ленина о защите социалистического Отечества, СНК СССР в Директиве к органам власти всех уровней подчеркнул империалистический, захватнический характер войны и призвал советский народ отстаивать каждую пядь родной земли, оказывать всестороннюю помощь фронту. На оккупированной территории надлежало организовывать партизанское движение. Лозунг «Все для фронта, все для победы!» стал определять всю жизнь страны.
Чрезвычайно тяжелая обстановка на фронте и быстрое продвижение немецких войск вглубь страны требовала от руководства государства вникать во все вопросы — от организации эвакуации и партизанской борьбы в тылу врага до состояния культуры и искусства в новых условиях.
После того как И.Сталин убедился в потере Генеральным штабом управления войсками (после взятия немцами Минска, о котором он узнал не от военного руководства, а из передач немецкого радио), он отправляет из Москвы на Юго-Западный фронт начальника Генштаба генерала армии Г. Жукова и берет паузу, связанную с перестройкой всей системы государственного и военного управления (хорошо помня о судьбе последнего русского императора, фактически отстраненного своими генералами от государственного управления). В результате появляется чрезвычайный орган государственного и военного управления (ГКО и Ставка ВГК), в котором высшая власть принадлежит одному человеку. Еще через некоторое время И. Сталин занимает пост наркома обороны и концентрирует в своих руках всю полноту власти, что, как показала дальнейшая практика, было совершенно правильным решением. Формирование чрезвычайного внеконституционного, постановлениям которого был придан статус законов военного времени, позволило управлять страной в режиме реального времени (ГКО заседал каждый день на протяжении всей войны без праздников и выходных и решал накопившиеся за сутки вопросы). По эффективности реализация этого решения превзошла хваленую немецкую систему управления.
Далее, 3 июля 1941 года, после выяснения обстановки в стране и ситуации с противниками и союзниками, И. В. Сталин в своей знаменитой речи обращается к народу: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!». Впервые в обращении к народу руководитель государства с горечью признал потерю «…Литвы, значительной части Латвии, западной части Белоруссии, части Западной Украины» и поставил вопрос: «Как могло случиться, что наша славная Красная армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Неужели немецко-фашистские войска действительно являются непобедимыми, как об этом трубят фашистские пропагандисты?» И затем он последовательно и предельно доходчиво (в форме «вопрос–ответ») констатирует, что война началась в выгодных для Германии условиях (отмобилизованная армия нанесла первый удар), что нарушение Германией Пакта о ненападении — стратегический проигрыш, несмотря на то, что пока она имеет тактическое преимущество (так и произошло), говорит о том, что армия Гитлера не встречала серьезного сопротивления в Европе и только на территории СССР впервые получила настоящий отпор (что полностью соответствовало истине). В конце своего обращения И. Сталин ставит четкие задачи органам государственного и военного управления.
И сегодня стоит обратить внимание на конкретность и доходчивость речи советского лидера, который не стал скрывать от народа всю тяжесть создавшейся ситуации.
Уже 18 сентября в Приказе Верховного главнокомандующего сообщается, что в результате контрудара освобожден г. Ельня. Тем самым армии и населению страны было показано, что непобедимость вермахта — это миф. Вечная слава пограничникам НКВД, из числа которых комплектовались первые четыре гвардейские дивизии! Ими командовал переведенный из начальников Генерального штаба в командующие резервным фронтом генерал Г. Жуков.
Из боев и сражений первого года войны от Бреста до Москвы слагалась Великая Победа, но до нее было еще очень далеко.
Главной задачей руководства страны в первый год была организация устойчивой стратегической обороны и создание полноценной антигитлеровской коалиции (ресурсы которой превосходили ресурсы объединенной под властью третьего рейха Европы). Уже 12 июля 1941 г. в Москве по предложению Советского Правительства было подписано «Соглашение между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии» (одновременно со всеми европейскими эмигрантскими правительствами, находившимися на территории крупнейшей колониальной державы). С 29 сентября по 1 октября в Москве состоялась встреча представителей СССР, США и Великобритании, на которой была достигнута договоренность о поставках военной продукции, материалов и продовольствия в СССР (не бесплатно, а в обмен на поставки из СССР стратегического сырья). Только после нападения Японии на США 7 декабря 1941 г. сложилась полноценная антигитлеровская коалиция. В связи с этим стало понятно, что, если Германия в 1941 г. (максимум в 1942 г.) не добьется поражения СССР, она стратегически оказывается в положении войны на два фронта, исход которой заранее предрешен (так как в войне «на истощение» ресурсы объединенных наций намного превосходили контролируемые Германией европейские ресурсы). Это хорошо понимали в Москве, и также хорошо понимали в Берлине (где заговорщики начали готовить смещение Гитлера уже после поражения немецкой армии под Москвой).
Фактически первый вывод, который необходимо сделать, анализируя политический уровень философии войны: Германия, несмотря на отчаянное положение РККА в 1941–1942 гг., не сумев выйти из положения страны, оказавшейся в состоянии войны на «два фронта», уже проиграла войну, не сумев реализовать единственно возможный для нее вариант «блицкрига». А проигрыш под Сталинградом и Курском окончательно похоронил ее перспективы. Подвиг солдат, командиров, политработников, партизан, трудящихся тыла всей многонациональной страны в этот самый тяжелый период войны не может быть забыт потомками, которым они подарили жизнь
Второй вывод, касающийся военного уровня философии войны, — персональная ответственность военного руководства, чьи действия поставили в тяжелейшее положение страну и народ. Это касается отдачи под суд бывшего командующего Белорусским ОВО генерала Павлова (обстоятельства ареста которого, по воспоминаниям бывшего начальника УКГБ по Смоленской области генерал-майора госбезопасности Шиверских, очень сильно отличаются от показанных в киноэпопее «Битва за Москву») за «невыполнение плана вступления государства в войну и не приведение войск округа в состояние боевой готовности». В момент, когда он должен был находиться на фронтовом командном пункте, а его войска в укрепрайонах должны были быть готовыми к нападению, Павлов был в театре. Сталин не стал устраивать разбирательство с военными, как в конце 30‑х годов, в период заключения договоров о создании антигитлеровской коалиции (чем могли воспользоваться англосаксы и, как в 1937 г., отказаться от идеи коллективного сопротивления Гитлеру, сославшись на то, что Сталин не контролирует собственных генералов). Павлов был осужден не за измену Родине (как заговорщики 1937 г.), а по УК Белорусской ССР за создание условий для прорыва противника в глубину страны и потерю управления войсками. Тем самым Генералиссимус показал генералитету, что неприкасаемых нет и необходимо воевать с полной отдачей сил и неминуемой персональной ответственностью. При этом он не тронул командующего ПрибОВО генерала Кузнецова (который в тот момент выходил из окружения с войсками), несмотря на то, что начальник оперативного отдела округа генерал Трухин с картами перешел на сторону врага в первый день войны. Командующий Киевским ОВО генерал Кирпонос погиб в окружении.
Нужно сказать, что И. Сталин всю войну подозревал измену и догадывался о том, что заговор Тухачевского полностью не ликвидирован. После войны он создал комиссию по расследованию обстоятельств невыполнения директивы о приведении войск округов в боевую готовность перед войной, и его смерть в марте 1953 г. оказалась на руку определенным персоналиям.
Сильнейшим политическим ходом, продемонстрировавшим моральное превосходством над противником и единство с народом, стал отказ руководителя государства от отъезда из осажденной столицы в Куйбышев в период, когда Москва оказалась на осадном положении. После начала паники и бегства (без приказа) из Москвы многих партийных и хозяйственных руководителей Сталин остался в столице как символ несгибаемой воли и бесстрашия, а затем произнес знаменитую речь на параде 7 ноября на Красной площади (ни один из бежавших из столицы руководителей в период 16–18 октября 1941 г. не был допущен к возвращению на руководящие должности). Это был образец политической смелости и ответственности: «…Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники,.. на вас смотрят порабощенные народы Европы, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю… Пусть вдохновляет вас в этой борьбе мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова!».
В тяжелейший период Битвы за Москву военно-политическим руководством государства четко был обозначен ее освободительный характер не только по отношению к народам СССР, но и по отношению к народам Европы (поэтому не стоит обвинять советское руководство в экспансионистских устремлениях по отношению к Восточной Европе, начиная с момента ее освобождения в 1944 г.). Обращение к великим предкам и глубинным силам народа, а не к классовой солидарности также продемонстрировало способность советского руководства четко расставлять приоритеты (что продемонстрировал роспуск Коминтерна в период заключения коалиции с союзниками).
Диалектика войны показала, что ни массовый героизм и самоотверженность народа, ни жертвы, принесенные народом, не способны переломить ситуацию, если вступление страны в войну окажется неудачным. Поэтому начальный этап войны во многом является определяющим до настоящего времени. И еще. Политические цели войны всегда детерминируют масштаб боевых действий и ожесточенность вооруженной борьбы. Этим объясняется и разница в потерях на Западном и Восточном фронтах (союзники должны были, в соответствии с соглашениями, открыть второй фронт в 1942 г., однако до 1944 г. Советский Союз сражался с объединенной нацистами Европой один на один).
Тяжелейший второй год войны привел к осознанию того, что нельзя вводить Генеральный штаб и Верховного главнокомандующего в заблуждение относительно численности группировки противника (что делали Тимошенко, Хрущев) и запрашивать резервы для проведения некачественно подготовленного наступления (Харьковский котел), которое привело к прорыву немцев к Волге. Именно тогда, в критические дни лета, рождается Приказ Народного комиссариата обороны № 227. Эти строки и сегодня нелегко читать, но они говорят правду и называют вещи своими именами: «Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует и убивает советское население… Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду… Часть войск Южного фронта оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором… Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами, что мы можем и дальше отступать на Восток, у нас много территории и населения… Каждый должен понять, что наши средства не безграничны… Ни шагу назад!..Чего нам не хватает? Не хватает порядка и дисциплины… После зимнего отступления, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, для ее восстановления немцы сформировали более 100 штрафных рот из солдат и около десятка штрафных батальонов из провинившихся офицеров… Не следует ли нам поучиться у наших врагов, как учились в прошлом наши предки и одерживали над ними победу?»
Этот приказ, лично продиктованный Сталиным, до сих пор является образцом блестящего анализа обстановки и умения говорить правду, какая бы горькая она ни была: «…После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас осталось мало территории, стало быть, меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн населения, более 800 млн пудов хлеба в год, более 10 млн тонн металла в год. У нас нет больше превосходства над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит, загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину…»
Страшная по накалу Сталинградская битва внесла еще оди штрих в картину философии войны. Для достижения решительного перелома жертвуют не только батальонами, но и армиями. Кровавая Ржевская эпопея Западного фронта, продолжавшаяся в течение года (стоившая РККА более полумиллиона потерь), имела своей целью не дать противнику снять с Московского направления ни одну воинскую часть для усиления Сталинградской группировки. Вместе с тем потери могли быть меньше, о чем свидетельствует директива командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова: «В Ставку ВГК и Военный Совет фронта поступают многочисленные письма от красноармейцев, командиров и политработников, свидетельствующие о преступно халатном отношении командования всех степеней к сбережению жизни красноармейцев пехоты. Приводятся сотни примеров, когда командиры частей и соединений губят сотни и тысячи людей при атаках на неуничтоженную оборону противника. Я требую ненормальную потерю людей в 24 часа тщательно расследовать, командиров, преступно бросивших части на неподавленную оборону, привлекать к ответственности и назначать на низшую должность… К докладам о потерях прилагать личное объяснение по существу потерь и какие меры приняты к виновным».
Большие потери второго года войны привели к изданию Приказа наркома обороны «О совершенствовании тактики наступательного боя» № 306, в котором прямо говорилось: «Практика войны с немецкими фашистами показывает, что некоторые пункты наших уставов стали уже устаревшими и требуют пересмотра. Конечно, уставы, в целом, приносят и будут приносить Красной армии большую пользу, но ряд пунктов этих уставов до того устарели, что будут приносить армии большой вред, если не отменить их немедленно…». И далее нарком перечисляет устаревшие пункты и способы их замены. Война требовала немедленного реагирования на изменение тактики, стратегии и оперативного искусства (что находило свое выражение в новых уставах). Потребовалось чуть больше года войны для принятия нового Боевого устава пехоты Красной армии (Приказ НКО № 347).
Третий год войны показал, что не только политика влияет на ход боевых действий относительно определения союзников, целей и задач войны, но и сам ход боевых действий оказывает обратное влияние на политику. Попытка германского военно-политического руководства взять реванш за Сталинградскую катастрофу на Курской дуге привела к еще большей катастрофе, которая стала провляться на политическом уровне в отходе союзников Гитлера от сотрудничества с «тысячелетним рейхом». Попытки избавиться от одиозного лидера активизировала и немецкая военная оппозиция (неудавшиеся покушения на Гитлера во время посещения Ставки армии «Центр» в Смоленске и в его Ставке летом 1944 г.).
Перенос войны на территорию стран Восточной Европы привел к открытию долгожданного второго фронта (отсутствие которого в период 1942–1944 гг. стоило нам нескольких миллионов жизней солдат и офицеров Красной армии и такого же количества жертв среди мирного населения. Разыгрывание «польской карты» англосаксами продолжалось до конца 1944 г. и могло перерасти в дипломатический разрыв. Однако другого способа достичь окончания войны, как пройти к Берлину через территории Восточноевропейских стран (на территориях которых союзники решительно не желали видеть Красную армию), у советского военно-политического руководства не было. Высадка союзников в Нормандии в июне 1944 г. и их неторопливое продвижение через территорию Франции к Австрийским Альпам (в среднем пять километров в сутки) резко отличались от ожесточенных сражений, которые вела Красная армия в Белоруссии и Польше (600 тыс. наших погибших солдат и офицеров), в Венгрии, во время вытеснения немецкой армии из Югославии (где погибли в борьбе с югославскими партизанами почти все выпускники белоэмигрантских кадетских корпусов), за освобождение Румынии и Болгарии.
Решению «польского вопроса» поспособствовал опытный немецкий генерал Гудериан, который пообещал своему фюреру покончить с группировкой союзников в Арденнах. Нужно отдать ему должное: он сумел поставить войска Эйзенхауэра в критическое положение (союзники в первый раз с момента высадки столкнулись с эсэсовскими танковыми дивизиями). Ситуация была настолько серьезной для союзников, что «польский вопрос» отпал сам собой, после того как Рузвельту и Черчиллю пришлось обратиться к Сталину с просьбой начать наступление, чтобы спасти группировку Эйзенхауэра. Начавшаяся раньше срока Висло-Одерская наступательная операция также стоила Советскому Союзу немалых усилий и жертв.
Гибкое отношение советского руководства к бывшим союзникам Гитлера, вплоть до требования начать боевые действия против вермахта, еще раз подтвердили тезис о том, что философия войны проверяет ее положения с точки зрения конечного результата. Ввод войск на территорию Финляндии мог привести к затягиванию боевых действий в невыгодной для нас лесисто-болотистой местности и лишним потерям. Войска нужны были на Западе. Бывший союзник Гитлера Маннергейм, оценив ситуацию и перспективы «тысячелетнего рейха», принял ультиматум Советского правительства и начал боевые действия против немецкой группировки («лапландская война»), в которой финны не церемонились с бывшими союзниками (что обеспечило Финляндии нейтральный статус после войны и спасло ее от разрушения).
К философии войны следует отнести и решение Наркомпроса о введении по всей территории страны в 1944 г. выпускных экзаменов в начальной и неполной средней школе и экзаменов на аттестат зрелости. Половина страны лежала в руинах, в школах не хватало учителей, писали на листовках и обрывках бумаги, однако категорически было запрещено переводить из класса в класс учеников, не освоивших программу (сидели по три и четыре года в одном классе, но никто не брал на себя смелость заниматься очковтирательством). Стране нужны были кадры, способные «потянуть» восстановление народного хозяйства, атомный и космический проекты в будущем. За год до этого по образцу старых кадетских корпусов были созданы суворовские и нахимовские училища для воспитания детей, оставшихся без попечения родителей, а для подростков, работающих на заводах, фабриках и в колхозах, были созданы школы рабочей и сельской молодежи. Война показала, что проблема кадров должна решаться комплексно, с прицелом на будущее восстановление страны.
Философия войны в духовном измерении проявилась в гибкой политике военно-политического руководства по отношению к традиционным религиям. В начале войны руководство государства не было уверено в позиции церковных руководителей, особенно после побега экзарха Прибалтики Сергия Воскресенского, который начал активное сотрудничество с оккупантами и с 1941 г. открыто выступал как против советского руководства, так и против местоблюстителя Патриаршего престола. Отлученный от Церкви Сергий Воскресенский организовал на оккупированных территориях Новгородской, Псковской, Калининской и Ленинградской областей «Псковскую миссию», в ходе которой открывались церкви и священники проповедовали отнюдь не советскую власть (впоследствии многие священники были осуждены, а в составе комиссии, рассматривавшей их дела, были представители Московского Патриархата). Противнику не удалось разыграть религиозную карту и расколоть РПЦ (ни в Белоруссии, ни на Украине подавляющая часть духовенства не пошла на канонический разрыв с Москвой).
В конце концов, митрополит Сергий Воскресенский стал никому не нужен и погиб при невыясненных обстоятельствах на лесной дороге (к чему могли приложить руку и гестаповцы, и партизаны, и бандеровцы). Это урок для его нынешних последователей. Изменение религиозной политики государства привело к роспуску Союза воинствующих безбожников (массовая молодежная организация, по численности превышавшая комсомол) и ликвидации обновленческого раскола (всем обновленцам настоятельно порекомендовали вернуться в лоно Православной Церкви). А в 1944 г. были проведены выборы Патриарха (после Петра I ни один православный император не решился восстановить патриаршество в России, на это решился большевик Сталин). Провал ждал ведомство Розенберга и в попытке разыграть исламскую карту. Духовные руководители ислама объявили в отношении захватчиков джихад. Ничего не получилось у Берлина и с буддистами.
Диалектика войны, которую ведет многонациональное государство, требует взвешенного отношения к национальному вопросу. Противник всегда делал ставку на разыгрывание «национальной карты» в борьбе против исторической России. Не стал исключением и период Великой Отечественной войны. Довольно эффективная политика советского руководства в довоенный период в плане формирования единой наднациональной общности «советских людей» не могла полностью достигнуть своих целей за неполные двадцать лет становления советской власти, однако обеспечила функционирование народно-хозяйственного механизма и поддержку большинства из более чем ста пятидесяти национальностей, населявших Советский Союз.
Сильным фактором в достижении Победы, обеспечившим превосходство над противником в сфере общественного сознания, была советская культура (литература, музыка, искусство). Практика показала, что объединенные в творческие союзы деятели культуры оказались в годы войны способными в кратчайшие сроки создать шедевры, которые составляют до сих пор золотой фонд литературы, музыки, искусства и кино. Значительная часть писателей находилась на фронтах в качестве политработников, корреспондентов, сотрудников армейских газет (кого, кроме писателя Прилепина, можно назвать сейчас?). Произведения М. А. Шолохова, А. Н. Толстого, А. Т. Твардовского, М. А. Светлова, С. Я. Маршака, Л. М. Горбатова, А. А. Фадеева, Л. С. Соболева, М. Аллигер и др. (боевые действия в зоне СВО продолжаются третий год, и хочется спросить у «свободных писателей», не обремененных членством в творческих союзах: где «Судьба человека» или «Наука ненависти»?). Сильнейшим эффектом воздействия на человека обладает музыка. Наши музыканты переиграли противника и на музыкальном фронте. Незабываемы симфонии Д. Д. Шостаковича и песни военных лет, которые создали А. В. Александров, М. И. Блантер, И. О. Дунаевский, Б. А. Мокроусов, В. П. Соловьев-Седой и др. Хочется спросить сегодняшних деятелей шоу-бизнеса: где супер-хиты, подобные фронтовым песням «Темная ночь», «Бьется в тесной печурке огонь», «Смуглянка» и др, которые можно исполнить под гитару или баян в зоне боевых действий или дома? Где конкурс «Когда поют солдаты», который собирал миллионные аудитории у телеэкранов в годы афганской войны? Философия войны также показала, что отношения с союзниками носят «союзнический» характер только до тех пор, пока приносят дивиденды самим союзникам. Более того, они всегда носят геополитический характер, и сегодняшний союзник завтра может стать противником. Закулисные переговоры союзников с генералом СС Вольфом весной 1945 г. в обход всех союзнических соглашений, план Черчилля «Немыслимое» о начале боевых действий против СССР с использованием остатков немецкой армии, атомный шантаж (после Хиросимы) говорят о необходимости создания и поддержания потенциала, способного в случае войны нанести агрессору неприемлемый ущерб.
Опыт Второй мировой войны был учтен и систематизирован на политическом, стратегическом и оперативно-тактическом уровнях. Наиболее общие законы и закономерности войны получили свое отражение в философском учении о войне и армии, которое разрабатывалось на кафедре марксистско-ленинской философии в восстановленной в послевоенный период Военно-политической академии (ВПА) им. В. И. Ленина. Это учение отразило отечественный философский подход к вопросу о происхождении войны как социально-экономического явления, его механизме и диалектике, законах, закономерностях войн и их философской классификации. В послевоенный период были написаны многочисленные философские труды по этой проблематике.
Своего расцвета военно-философская мысль в ВПА достигла во время руководства кафедрой генералом А. С. Миловидовым. Арсений Степанович оставил после себя труды по военной эстетике и военному искусству, имеющие научную ценность и сегодня. В книге «Война и армия» он дал аналитический философский подход к проблеме войны и мира, а также обосновал генетический и политический аспекты войны с учетом реалий ядерного века. Философская проблематика, касавшаяся основ взаимодействия человека и военной техники, была в центре научных интересов А. Б. Пупко (его работы до сих пор представляют научный интерес). Б. И. Каверин оставил богатое философское наследие по осмыслению закономерностей функционирования духовной сферы военнослужащих. Значительный вклад в развитие учения о методах и логике военно-научного познания внес В. А. Бондаренко. Философские разработки А. Д. Дмитриева по методологии и методам военно-научного исследования до сих пор не теряют своей актуальности. Особенно актуальны мысли философа применительно к сложившейся ситуации, когда наблюдается увеличивающийся разрыв между экономической сферой общественной жизни и наукой (в том числе в части общественных наук, которые должны задавать вектор развития общества). А. Д. Дмитриев постоянно предостерегал от пренебрежительного отношения к военной науке и фундаментальным теоретическим разработкам, которые не могут дать немедленного экономического эффекта. В эпоху ожесточенного идеологического противостояния военный философ обращал внимание на недопустимость огульной критики западной методологии научных исследований (в том числе в военных науках). «Западные философы, теоретики науки, а порой и некоторые представители частных наук упрощенно толкуют процесс познания, его исходные принципы, допускают метафизическую односторонность в разработке и оценке методов науки. Вместе с тем они нередко делают положительный вклад в разработку отдельных аспектов логики научного познания и частных приемов исследования. Все это требует постоянной и серьезной критики западной методологии, с одной стороны, а также вычленения и усвоения ценных частных результатов, с другой», — провидчески писал военный философ, как будто предвидел то время, когда любые западные философские разработки (в том числе в сфере философии войны) будут восприниматься как истина в последней инстанции.
Значительный вклад в осмысление армии, ее места и роли в истории России, внес В. И. Гидиринский. Его труд «Русская идея и русская армия» дополнил ряд философских работ послевоенного периода, которые не потеряли своей актуальности до сих пор. Блестящее осмысление сущности войны как социально-экономического явления оставил современникам один из старейших советских (русских) философов С. А. Тюшкевич в своей монографии «О законах войны». Послевоенный период в развитии военно-философской мысли был противоречив и требовал осмысления реалий, связанных с появлением и последствиями применения оружия массового поражения и его значения для войны и мира. Сделанные им выводы из философского анализа роли и места подобного оружия в военном потенциале государства также не потеряли своей актуальности.
Сегодняшняя российская военно-философская мысль впитала в себя все лучшие наработки предшественников и продолжает осмысление таких социальных явлений, как «гибридная» и «ментальная война». К работам, посвященным анализу этих явлений, относятся труды И. Н. Панарина, А. И. Ильницкого, А. В. Манойло, В. Л. Суворова
И. Н. Панарин и А. В. Манойло обращают внимание на информационно-психологический аспект современной войны. В своей работе «Гибридная война против России», говоря о сущности этого социально-философского явления, И. Н. Панарин пишет: «Информационная война — комплексное воздействие (совокупность информационных операций) на систему государственного и военного управления противостоящей стороны, на ее военно-политическое руководство, которое уже в мирное время приводило бы к принятию благоприятных для стороны-инициатора информационного воздействия решений, а в ходе конфликта полностью парализовало бы функционирование инфраструктуры управления противника».
Безусловного внимания заслуживает подход А. И. Ильницкого, который совершенно справедливо указывает на наличие духовного (ментального) измерения войны, призывая не только рассматривать ее на политическом уровне как продолжение политики иными насильственными средствами, но и задуматься над вопросом, а продолжением чего сама политика является: «Именно глубинный профиль войны дополняет гибридный характер современного противостояния, в рамках которого гуманитарная сфера технолизируется, а военными целями становятся ключи не только от кодов наведения ракет и мессенджеров, но и от кодов цивилизационных и ментальных…» Ученый указывает на то, что количественные изменения в ментальной сфере неизбежно приведут к формированию нужного качества в сфере военной и гражданской, границы между которыми становятся все более условными. Да и сама война принимает черты цивилизационного противостояния.
Цивилизационное противостояние между Востоком и Западом в Европе было всегда, но в XXI веке оно превратилось в острое военно-политическое противоборство, когда на Украине, а затем и в Белоруссии, а еще раньше в Югославии отчетливо проявились те самые черты цивилизационной борьбы, которые легли в основу наполеоновской и гитлеровской коалиций, созданных Францией и Германией против России. Философское осмысление цивилизационного противоборства в контексте развития военно-философской мысли предпринял крупный геополитик Л. Г. Ивашов, который в своей «Геополитике русской цивилизации» говорит о цивилизационном противоборстве как о форме «…геополитического противоборства, охватывающей сферу борьбы между геополитическими субъектами за реализацию национальных ценностей и духовных потребностей суперэтнических сообществ с учетом культурно-исторических и национально-религиозных традиций».
Блестящий философский анализ такого измерения «гибридной войны», как «цветная революция», дали в своих работах философ А. Н. Скалепов и политолог А. В. Манойло. А. Н. Скалепов детально исследовал и показал технологию проведения государственных переворотов в интересах США и их союзников и обратил особое внимание на роль «пятой колонны» (извечная российская проблема) в этом процессе. А определение этого инструмента ведения «гибридной войны», данное А. В. Манойло, наиболее полно отражает сегодняшние реалии. «Цветная революция — это технология организации государственного переворота в условиях искусственно созданной политической нестабильности, когда давление на власть осуществляется в форме политического шантажа, а основной движущей силой таранного удара по власти выступает специально организованное молодежное протестное движение».
Проблемы стратегического сдерживания и геополитического противостояния на современном этапе получили отражение в работах А. А. Бартоша и К. В. Сивкова, подходы которых всегда представляют интерес для военных специалистов и аналитиков. В своей монографии «Мировая гибридная война» А. А. Бартош, оценивая геополитический уровень противостояния ведущих мировых держав на современном этапе, обращает внимание на то, что «в эпоху глобального противоборства есть страны, формирующие стратегический «треугольник», вершинами которого являются США, Россия и Китай. Лидеры «треугольника» при поддержке союзников и партнеров стремятся изменить мир в соответствии со своими предпочтениями и утвердить свое видение миропорядка. В условиях мировой гибридной войны противоборство в информационной сфере станет ключевым элементом стратегий, формируемых в рамках «треугольника» при активном участии других государств».
Крупный российский философ и специалист по геополитике А. А. Дугин, для которого боевые действия на Украине стали личной войной, отмечает сетецентрический характер «гибридной войны», ведущейся против России: «Сетецентричная война сегодня ведется против России, а сама сущность сетевой войны, описанной в документах Пентагона, основана на установлении мирового господства США на основе сетевых технологий, которые служат главным инструментом установления этого господства…»
Совершенно справедливо философ делает упрек представителям «отечественной философской элиты» (или считающим себя таковыми), которые всеми силами стараются избежать участия в осмыслении сегодняшних процессов и уходят в проблематику истории философии, теории познания и т. д. (все что угодно, только бы не высказывать открыто свое отношение к этому противостоянию). Однако быть над схваткой не получится (время стоиков прошло). Ситуация, в которой перед страной стоят одни задачи, а перед интеллектуальным сообществом другие, для России не приемлема. Война, ведущаяся против России, носит глобальный и системный характер, боевые действия ведутся не только в физическом, но и в ментальном пространстве. России всегда не хватало солдат в окопах интеллектуальной войны (зато всегда с избытком было интеллектуальных дезертиров или перебежчиков).
Подводя итог краткому обзору отечественной военно-философской мысли, можно констатировать, что на всех этапах своего существования она отражала реальную проблематику, связанную с российской государственностью, народом и армией. Она в подавляющем большинстве своих представителей принадлежала к славянофильской философской традиции, идущей из глубин народа и его духа. Закончить выборочный обзор отечественной философии войны можно словами персонажа знаменитого произведения Б. Васильева «А зори здесь тихие», старшины Васькова: «Война — это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает!».
Авторы:
Григорий Никоноров, доктор политических наук, доцент
Игорь Родионов, кандидат технических наук
