Материал опубликован в журнале «Арсенал Отечества» № 5 (73) за 2024 г.
Памяти Александра Бухарова
Продолжение. Начало Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6.
Григорий Никоноров, Игорь Родионов
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. Следование в фарватере западноевропейской историографии сыграло с отечественными историками злую шутку. С одной стороны, в данные хронологические рамки не вписались события гражданской войны в Испании, война в Китае, конфликт на озере Хасан и события на Халхин-Голе. С другой стороны, у различного рода фальсификаторов исторических событий появилась возможность утверждать, что спусковым крючком для ее начала послужил Московский договор с Германией о ненападении (в транскрипции западных специалистов информационной войны и отечественных либеральных историков — так называемый пакт Молотова-Риббентропа). Добровольный переход отечественных историков на позиции западноевропейской исторической науки позволил им вывести из поля зрения непосредственных причин Второй мировой войны Мюнхенскую сделку, во время которой Великобритания и Франция сдали слабоподготовленному и малочисленному на тот момент вермахту огромные чехословацкие арсеналы и не позволили более многочисленной чешской армии оказать сопротивление нацистам.
Ситуация была настолько анекдотичной, что собственные генералы отдали приказ об аресте фюрера, если он отдаст авантюрный приказ о вводе германских войск на территорию Чехословакии. Более того, по договору о военной помощи Чехословакия обязывалась предоставить СССР военные аэродромы. В этом случае немецкий ВПК и его военные объекты были бы гарантированно уничтожены нашей авиацией, а, следовательно, надобность в Гитлере и его нацизме сразу бы отпала (англосаксы не могли этого допустить, поэтому сделали все, чтобы Чехословакия сдалась на милость победителя без боя, после чего Гитлер сменил командование армии и мог, вооруженный чешским оружием, двигаться дальше в нужную сторону). Сдав Гитлеру без боя Чехословакию, англосаксы решили обвинить в этом СССР. Именно после этого мировая война стала неотвратимой реальностью. Именно так все и произошло впоследствии.
Нужно отдать должное восточной историографии, где началом Второй мировой войны считается лето 1937 г., а именно вторжение японской армии в Китай. На Востоке до сих пор началом Второй мировой войны считается не 1 сентября 1939 г. (начало европейской войны Германии с Польшей), а 1937 г., что в методологическом плане более всего отражает истину (да и 35 млн, потери, понесенные Китаем в этой войне, говорят сами за себя, так как о них Европа стыдливо умалчивает, упоминая только о потерях европейских государств). Поэтому восточная хронология Второй мировой войны, которая охватывает более широкий спектр исторических событий, включая те, о которых европейская историография предпочитает умалчивать, представляется более правильной.
Вместе с тем, Вторая мировая война для Советского Союза, который провел блестящую дипломатическую подготовку к ней, началась на редкость удачно. Связанная договором о ненападении Германия не смогла оказать военной поддержки на Халхин-Голе своему японскому союзнику (на что очень рассчитывало японское военно-политическое руководство), а затем помешать вернуть отторгнутые Румынией и Польшей в 1920 г. русские земли (освободительный поход Красной армии). Дипломатическая игра Сталина оказалась безупречной, что до сих пор вызывает бешенство англосаксов, которые рассчитывали на удар чужими руками по России в 1939 г. с двух сторон (Германии и Японии). Вместо этого советское военно-политическое руководство отодвинуло на Западе границу почти на шестьсот километров практически без боевых действий и выиграло время перед неизбежной схваткой с Германией. Стоит напомнить, что союзная Германии Финляндия, спровоцировав советско-финский конфликт в ноябре 1939 г., также не дождалась помощи от своих союзников (Англии и Франции), хотя очень на это рассчитывала, претендуя на всю Карелию (теперь уже горячим финским парням пришлось в 1941 г. штурмовать «линию Маннергейма», обороняемую Красной армией, на пути к Ленинграду).
Несмотря на все издержки, многонациональное советское государство, создавшее необходимый промышленный, сельскохозяйственный и культурный базис, в основном было готово к вступлению в вооруженное противоборство с объединенной под гегемонией третьего рейха Европой. Подготовка к столкновению шла на всех уровнях, которые могли составить цельную картину философского мировоззрения противостояния западной и русской цивилизации.
Цельная философская доктрина «осажденной крепости» достаточно ясно и внятно на тот момент объясняла положение первого в мире социалистического государства в капиталистическом окружении и делала однозначный вывод о неизбежных военных столкновениях Советского Союза с капстранами. Подписание договора о ненападении с Германией никак не опровергало общей философской линии и рассматривалось как вынужденная мера, что не раз подчеркивало советское политическое руководство.
В плане мобилизации общественного сознания на будущее столкновение работал отлаженный механизм системы образования и воспитания советского народа. После разгрома троцкистской оппозиции с ее приверженностью к мировой революции (вариант левого глобализма) сталинское руководство продолжает курс на построение социализма в одной, отдельно взятой стране (что противоречит классическому марксизму) и делает поворот от общеклассовых к национальным ценностям. В школьную программу возвращается курс истории с ее выдающимися деятелями, сделавшими Россию великой державой, также включаются в школьную программу произведения классической русской литературы. Оборонное сознание формируется через широкое привлечение молодежи к занятиям в Осовиахиме и военно-прикладными видами спорта. Одновременно создаются киношедевры, которые после первой схватки с фашистами в Испании имеют четкую идеологическую направленность (тот же «Александр Невский», снятый в 1938 г. и временно убранный из проката как явно антинемецкий после подписания Договора о ненападении, но возвращенный на экраны с началом войны). Это была не кампания, а система, находившая свое отражение на философском, политическом и военном уровнях.
Представители отечественной исторической науки по прямому указанию И. В. Сталина в кратчайшие сроки создают труды, посвященные ходу и последствиям вторжения Наполеона в Россию. Нужно сказать, что одни из лучших творений академика Е. В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию в 1812 г.» и «Наполеон» были рассчитаны и на западных аналитиков (германский Генеральный штаб перед нападением на СССР привлек бывшего казачьего и будущего эсэсовского генерала П. Краснова к составлению аналитической записки о возможности действий больших масс подвижных войск в условиях Среднерусской равнины). Это было элегантное научно-историческое предостережение очередному претенденту на мировое господство.
На философском уровне отечественное философское учение о войне и армии еще не было окончательно сформулировано (его основу составили труды Ф. Энгельса, которого К. Маркс считал специалистом по военным вопросам) и дополнялось трудами В. И. Ленина, И. В. Сталина, М. В. Фрунзе, К. Е. Ворошилова. Во всех вузах страны, в том числе и в военных академиях, философские вопросы, касающиеся сосуществования социалистических и капиталистических государств и их неизбежного столкновения, рассматривались в контексте марксизма-ленинизма (единственной официально признанной философской системы) и через использование основного метода для анализа социально-исторических событий — исторического материализма.
Ввиду четкого осознания формирования, необходимого философского мировоззрения и идеологического уровня военных специалистов руководство пришло к выводу о необходимости централизованной подготовки военных философов, на которых была возложена не только задача учебно-воспитательного процесса по философской дисциплине при подготовке военных специалистов, но и дальнейшая разработка философского учения о войне и армии в новых исторических условиях (т. к. И. В. Сталин был диалектиком, а не догматиком и прекрасно осознавал, что научная теория должна объяснять факты, в том числе и неудобные для ее первых разработчиков).
Ведущим коллективом в структуре Красной армии в области военной философии в этот период стала кафедра диалектического и исторического материализма Военно-политической академии им. Ленина, где в 1939 году были защищены первые диссертации. Однако с началом Великой Отечественной войны академия переходит на ускоренные курсы подготовки политработников, и исследовательская работа была прекращена (академия была трансформирована в курсы). К тому же после нападения Германии стало ясно, что классовый принцип не работает, так как не объясняет, почему массы немецких рабочих, переодетых в военную форму, с оружием в руках напали на первое в мире рабоче-крестьянское государство, при этом занимаясь откровенным грабежом и геноцидом населения Советского Союза. Поэтому многие положения, вытекающие из марксистско-ленинского подхода к вопросам войны и армии, сложившиеся после Гражданской войны, нуждались в пересмотре и уточнении.
Вместе с тем, опираясь на общую философскую теорию, развивалась стратегия, которая находилась на стыке философии и политики и разрабатывала формы и методы ведения войны.
Возможная будущая война рассматривалась как длительная, напряженная и высокоманевренная, с участием массовых армий, применением новых технических средств борьбы. Считалось, что война потребует предельной мобилизации всех материальных и духовных сил страны, а победа в ней не может быть достигнута одним, даже очень мощным ударом. Для ее достижения потребуется проведение ряда последовательных кампаний и стратегических операций.
Одной из наиболее сложных проблем, требовавших философского осмысления на стыке философии, политики и военной стратегии, являлась проблема начального периода войны. Его содержание в предвоенный период претерпело существенные изменения. Если в 20‑е годы представления о начальном периоде войны основывались на опыте Первой мировой войны, то по мере развития новых средств вооруженной борьбы создавались предпосылки для появления принципиально новой теории, основанной на современной материально-технической базе, позволяющей наносить мощные удары на всю глубину построения обороны противника, избегая тем самым затяжной борьбы.
Разработка новой теории, получившей наименование теории глубокого боя и глубокой наступательной операции, была осуществлена и явилась высшим достижением военной мысли тех лет. Сущность глубокой наступательной операции состояла в одновременном подавлении обороны противника средствами поражения на всю глубину, прорыве ее тактической зоны на избранном направлении с последующим стремительным развитием тактического успеха в оперативный путем ввода в сражение эшелона развития успеха (танков, мотопехоты, конницы) и высадки воздушных десантов для скорейшего достижения поставленной цели (ее зачатки появились еще в конце 20‑х годов в исследованиях В. К. Триандафиллова).
Влияние на развитие стратегии как науки, наиболее тесно связанной с философией и политикой, оказала чистка системы политического и военного управления в предвоенный период, связанная с заговором М.Тухачевского, под которую попали А. А. Свечин, А. И. Егоров, Р. П. Эйдеман, Н. Е. Варфоломеев. К сожалению из армии были уволены не только участники заговора, но и многие специалисты из их ближнего круга, что привело к исключению курса стратегии из программ военных академий. Это нанесло серьезный ущерб ее теории и общей картине законов и закономерностей войны как социального явления на ее различных уровнях. Ряд положений, высказанных в предвоенный период, к сожалению, не получил своего логического развития к началу Великой Отечественной войны. Вместе с тем, события первого периода Второй мировой войны (1939–1941) были подвергнуты серьезному анализу, который позволял сделать не только военные, но и философские выводы и обобщения. Пожалуй, лучшими работами в этом плане были труды профессора Академии Генерального штаба С. Н. Красильникова и комкора Г. С. Иссерсона, который провел глубокий анализ новых форм и методов ведения войны в Испании и Польше. Но если в Испании война носила преимущественно позиционный характер, то Польская кампания оказалась очень продуктивной, так как именно в ее ходе вермахт впервые применил стратегические и оперативно-тактические новации, которые в дальнейшем применял по шаблону во время своего захватнического европейского похода и при нападении на СССР.
«Формы и способы ведения войны являются всегда производными от политических, экономических, географических и иных условий, в которых война возникает и ведется», — писал комкор, предостерегая от перенесения опыта войны в Испании на Польский театр военных действий и его абсолютизацию. Иссерсон говорит о недопустимости абсолютизации идеологического и морального фактора в ущерб материального обеспечения боевых действий. «Высокий героизм и справедливое дело республиканцев не могли восполнить материального бессилия, и в этих условиях исход войны был предрешен». Комкор подчеркивает, что результат «почти всегда определяется простым соотношением сил».
Что касается анализа польско-германской войны, то он констатирует, что: «Польская армия была в сентябре 1939 г. разгромлена за 16 дней», добавляя тот очевидный факт, что «когда миллионная армия терпит такое катастрофическое поражение, причины всегда кроются в факторах политического значения». Иссерсон справедливо замечает, что необходимо отойти от концепции «армии вторжения», а затем применения главных сил. Провидчески он обращает внимание на принятую вермахтом стратегию применения всей массы вооруженных сил в первом ударе, достигая эффекта неожиданности и ошеломления противника.
«Война вообще не объявляется, она начинается заранее развернутыми вооруженными силами», — констатирует Г. С. Иссерсон.
Однако из этого не были сделаны правильные выводы. Так, на декабрьском 1940 г. совещании руководящего состава РККА нарком обороны СССР С. К. Тимошенко заявил: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового». Генерал армии Г. К. Жуков, «игравший» на оперативно-стратегической игре против Красной армии, фактически за вермахт, показал, каким образом германские вооруженные силы могут реализовать план вторжения на территорию СССР, используя наработанный опыт разгромленной Польши и Франции. Надеясь, что перспективный генерал не допустит подобного развития событий, присутствующий на разборе игры глава государства назначает Г. К. Жукова начальником Генерального штаба. Однако, несмотря на это, возможность заблаговременного отмобилизования, скрытного сосредоточения и развертывания ударных группировок, включающих в себя главные силы вероятного противника, не была учтена. «При переработке оперативных планов весной 1941 г., — вспоминал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, — не были практически полностью учтены новые способы войны в начальном периоде».
В октябре 1940 г. И. В. Сталин утвердил план вступления страны в войну «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 гг.» (это был единственный, официально утвержденный, вариант вступления государства и его Вооруженных Сил в войну с Германией, разработанный маршалом Б. И. Шапошниковым), подразумевавший заблаговременное приведение войск приграничных округов в боевую готовность (занятие укрепрайонов), ведение активной обороны и отступление вглубь территории страны. Официально утвержденный И. В. Сталиным план не подразумевал никаких встречных или упреждающих ударов и переход к контрнаступлению, только на тридцатый день ведения боевых действий, после проведения отмобилизования. Вместе с тем, по непонятным до сих пор причинам войска приграничных округов (ЗапОВО, ПрибОВО и Киевского ОВО) отрабатывали планы встречных ударов и наступательных действий с их переносом на территорию противника (концепция приграничных сражений Тухачевского, которая была отражена в его «Плане поражения войск Красной армии» во время ведения следствия в 1937 г.).
Нельзя не отдать должное и работе спецслужб накануне войны. Характер дезинформационных мероприятий, в которые включился сам Гитлер, был беспрецедентным. Немецкий Генеральный штаб и Штаб Верховного командования сухопутных войск (ОКВ) параллельно разрабатывали два плана вторжения (основной с главным направлением удара на Москву и запасной с главным направлением удара на Украину). Наша разведка, буквально в течение месяца доставила в Москву план № 2, и в соответствии с этими данными в Киевском ОВО была сконцентрирована основная группировка механизированных корпусов и других войск Красной армии. Одновременно Гитлер проводил дезинформационные мероприятия по переброске войск с побережья Ла Манша (где демонстративно готовил десантную операцию в Британию) в Восточную Польшу для нападения на СССР. Характер дезинформации был такой, что оставшиеся в Западной Франции немецкие части и их командование до 22 июня 1941 г. не подозревали о существовании замысла нападения на СССР до разгрома Британии. Сам Гитлер в письме Сталину «честью главы государства» клялся, что 80 дивизий в Восточной Польше спрятаны от Британцев в ожидании переброски для проведения десантной операции. Таким образом «на наших границах противостоят друг другу крупные группировки войск, и он совсем не исключает возможности случайного возникновения конфликта…». Однако советское политическое руководство не обольщалось заверениями Гитлера и внимательно отслеживало ситуацию (до начала июня на французском побережье и в Восточной Польше находилось равное количество немецких войск). Когда с начала июня поток переброски немецких войск в Восточную Польшу резко возрос, советское руководство запросило встречи советского посла в Берлине с Гитлером, а когда в ней было отказано, 14 июня было сделано публичное заявление ТАСС, общий смысл которого сводился к тому, что все слухи о возможной войне между СССР и Германией беспочвенны и СССР продолжает соблюдать взятые на себя по Договору о ненападении обязательства. Не дождавшись от Берлина реакции на это заявление Советского Правительства, 16 июня советское военно-политическое руководство начинает под видом мобилизационных учений призыв резервистов и переброску из внутренних округов страны к границе армейских объединений (и тут же получает протест германского посла о том, что это не соответствует духу подписанного договора).
Сложной, запутанной и во многом неопределенной оставалась военно-политическая обстановка накануне войны, что затрудняло принятие адекватных стратегических решений. Не было полной ясности в позиции Великобритании и США. Полет Гесса в Англию в мае 1941 г. означал, что Гитлер еще не терял надежды договориться с Лондоном о мире, что грозило Советскому Союзу остаться в полной изоляции перед лицом надвигающейся агрессии на Западе и Востоке. Нужно помнить и то, что весной 1948 г. перед сторонниками Республиканской партии США выступил Ален Даллес, работавший в годы Второй мировой войны в американской разведке (вскоре он стал одним из руководителей Центрального разведывательного управления США). Он затронул тему перелета Гесса в Великобританию и, по его версии, Черчилль знал, что, если Германия сконцентрирует свои силы на борьбе с Англией, последняя будет разбита. Все, что ему оставалось, — это затягивать время, искать союзников и создавать второй фронт. Он хотел, чтобы его союзниками стали две страны — Соединенные Штаты и СССР. Но для Советского Союза, который имел договор с Германией о ненападении, было бы слишком опасно идти на риск войны с Гитлером. Вот почему Черчилль оказался перед необходимостью сделать так, чтобы Гитлер сам объявил войну русским. Поэтому Черчилль, по словам Даллеса, пообещал заместителю Гитлера подписать сепаратный договор с Германией, в случае если она нападет на СССР. После нападения Германии на Советский Союз британцы арестовали Гесса, а Германия оказалась в состоянии войны на два фронта с коалицией, значительно превосходившей ее по ресурсам.
В этой неустойчивой военно-политической обстановке особенно важно было учитывать позицию США. В мае 1941 года на совещании начальников штабов Рузвельт говорил, что, «если Сталин не спровоцирует нападения Германии, то США поддержат СССР. В противном случае — не будут вмешиваться». Именно это заставляло главу государства требовать от военных ни в коем случае не спровоцировать германское нападение (что сразу бы оставило СССР без могущественных союзников в противостоянии с объединенной под руководством Германии Европой). Советские военные руководители, которые не были посвящены в тонкости политической подоплеки предвоенной ситуации, предлагали главе государства нанести упреждающий удар (что сразу бы поставило СССР в катастрофическое положение), на что получали категорический отказ.
Многочисленные донесения разведки о предполагаемой дате нападения Германии на СССР (за 1941 г. более 15 сроков нападения) также не подтверждались (дата наступала, а нападения не было). Начальник военной разведки генерал Ф. Голиков в представленном начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову докладе весной 1941 г. четко доложил о том, что, во‑первых, Германия не нападет на СССР, если находившийся в то время в Англии Гесс не достигнет благоприятного результата на переговорах с англичанами (и, как показала история, англосаксы, судя по всему, сдержали слово: не открывали второй фронт до 1944 года), а, во‑вторых, Германия не начнет боевых действий против СССР весной (война началась 22 июня, а не весной 1941 г.). Несмотря на это, в первом, вышедшем в 1969 году издании своих «Воспоминаний и размышлений», Г. К. Жуков признал, что «..начальник разведывательного управления генерал-лейтенант Ф. Голиков представил руководству доклад, содержащий сведения исключительной важности. В этом документе излагались варианты возможных направлений ударов немецко-фашистских войск при нападении на Советский Союз. Как потом выяснилось, они последовательно отражали разработку гитлеровским командованием плана «Барбаросса», а в одном из вариантов, по существу, отражена была суть этого плана». Таким образом, разведка свою задачу в предвоенный период выполнила и дело было за определением момента нападения, исходя из концентрации войск противника у линии государственной границы.
В ночь с 17 на 18 мая по прямому указанию В. И. Сталина командир 43‑й истребительной авиадивизии Западного Особого военного округа полковник Г. Н. Захаров совершил облет государственной границы в полосе Западного ОВО и доложил (через пограничников) в Москву о приближении немецких соединений вплотную к линии границы (в этот же день границу стали переходить перебежчики-антифашисты и сообщать о дате нападения). Исходя из полученных данных, 18 июня 1941 г. И. В. Сталин принял решение о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность и занятии укрепрайонов к исходу 21 июня 1941 г. Учитывая указание главы государства на проведение авиаразведки именно в полосе Западного ОВО, именно Сталин, а не Генеральный штаб (ожидавший главного удара в направлении на Украину) правильно определил направление главного удара.
Директива была передана Генеральным штабом в войска, но фактически не была выполнена в тех приграничных округах, по которым пришелся главный удар противника. Кстати, длительное время никто не обращал внимания на то, что в поступившей в военные округа в ночь на 22 июня знаменитой Директиве № 1 было написано: «Продолжать быть в полной боевой готовности». А это означает, что до этого уже была директива, потому что было указано не «привести», а «быть». Как минимум, это самое «быть» касалось первого оперативного эшелона. Одновременно замалчивался факт приведения в боевую готовность других округов (например, Одесского), который сумел привести войска в боевую готовность и встретил наступающих немцев и румын в укрепрайонах, вследствие чего уже в первый день немецкого наступления на территории этого округа оно было остановлено (впоследствии на суде бывший командующий Западным фронтом генерал Павлов сказал, что 18 июня была директива Генштаба, но он ничего не сделал, чтобы ее исполнить, и его начальник связи тоже это подтвердил). Чтобы скрыть эти факты и обвинить в тяжелых поражениях войск приграничных военных округов самого И. В. Сталина, после его смерти (в основном, с подачи Хрущева и лиц, занимавших ключевые должности в Генеральном штабе накануне войны) был запущен целый поток лжи. В частности, утверждалось, что глава государства не давал приводить войска округов в боевую готовность, что некоторые командующие (например, командующий Черноморским Флотом) сами решились привести войска (корабли) в боевую готовность, замалчивая то, что в существовавшей системе военного управления тот же Черноморский флот не подчинялся командующему флотом, а находился в оперативном подчинении командующего округом в зоне его ответственности (т. е. поднялся Одесский военный округ — поднялся Черноморский флот, поднялся Ленинградский военный округ — поднялся Балтийский флот и т. д.).
Таким образом, в канун нападения Германии на СССР войска трех приграничных округов не были приведены в полную боевую готовность (частично Киевский ОВО) в соответствии с директивой от 18.06.1941 г., несмотря на то, что отчитались перед Генеральным штабом (например, командование Прибалтийского ОВО доложило о его выполнении 20.06.1941 г.).
22 июня 1941 г. немцы и их европейские союзники в 4 часа утра атаковали наши границы на фронте от Черного до Баренцева моря (в это же время немецкий посол в Москве Шуленберг сообщил В. Молотову об объявлении войны Советскому Союзу, добавив от себя, что не согласен с «безумным» решением Гитлера).
Началась Великая Отечественная война. Следуя принципам «тотальной войны», вермахт не собирался выполнять в отношении советских военнослужащих и гражданского населения никакие Женевские конвенции, и противник сразу начал вести войну террористическими методами (бомбардировки мирных городов) с целью сломить волю к сопротивлению. Накануне вторжения в немецких войсках был зачитан соответствующий приказ (отраженный впоследствии в печально знаменитой «Памятке немецкому солдату). «……Немецкий солдат, у тебя нет нервов, на войне они не нужны…Убивай всякого русского…не останавливайся, если перед тобой женщина, старик или ребенок… Этим ты прославишь себя и спасешь Германию» (чем немецкая армия и ее европейские союзники занялись сразу после перехода советской границы).
Первыми удар немецких войск встретили пограничники и с честью выполнили свой долг (ни одна из 450 застав ни отошла без приказа, несмотря на то, что пограничники так и не дождались подхода на помощь войск прикрытия госграницы).
Не приведенные в боевую готовность части первого эшелона не успели занять укрепленные районы вдоль границы и, поднятые по тревоге, были на марше рассеяны наступающими по дорогам немецкими частями, командиры частей, не попавшие под удар и успевшие вскрыть «красные пакеты», обнаружили распоряжения о переходе границы и атаке вражеских войск на чужой территории. Однако наибольшую боль вызывает судьба войск, окруженных немцами в полосе Западного фронта (бывшего Западного ОВО) в Львовском и Белостокском выступах, которые, вместо занятия укрепрайонов, были сконцентрированы для нанесения встречного лобового удара и попав под удар немцев не были способны ни оборонятся, ни наступать.
Почему Генеральный штаб Красной армии, не поставив в известность политическое руководство страны, осуществлял военное планирование не в соответствии с документом, утвержденным главой государства, предусматривавшим активной обороной измотать противника и перейти к наступательным действиям только через месяц, а осуществлял реализацию плана немедленного встречно-лобового удара, который привел к проигрышу приграничных сражений (это был вариант «плана приграничных сражений» расстрелянного еще в 1937 году Тухачевского и его окружения)?
Почему и по чьему приказу мало кому тогда известные начальники оперативных отделов Василевский и Баграмян писали «Соображения по Плану стратегического развертывания на случай войны с Германией и ее союзниками», предусматривавшие возможность упреждающих ударов по немцам (чего очень желал Гитлер и старался всеми силами не допустить Сталин) и возможность немедленного перехода Красной армии в контрнаступление (осуществления встречно-лобовых ударов). Единственное, что объединяло эти от руки написанные соображения, никогда не покидавшие стен Генштаба, — их противопоставление официальному плану вступления страны в войну. И сейчас, более чем через восемьдесят лет после начала войны, поражает и то обстоятельство, что трагические события первых недель войны происходили во многом поэтому, никем не утвержденному сценарию вступления страны в войну.
Как могло случиться, что официальный план вступления в войну предусматривал действия, полностью совпадавшие с данными разведки, а реальная подготовка к войне велась по иным соображениям?
Вопрос о стратегическом развертывании вооруженных сил актуален до сих пор. Неправильное планирование приводит в результате к невозможности осуществить развертывание войск в начале войны. Не лишне напомнить сегодняшним защитникам Родины, что и через много лет после окончания Великой Отечественной войны противник будет рваться вглубь России, и остановить его может грамотное развертывание наших Вооруженных Сил.
Таким образом, философская теория войны и армии получила в предвоенные годы и первые дни войны богатый фактический материал для его изучения в будущем. Впереди была война, которая и являлась главным практическим критерием истинности разработанных теоретических положений по подготовке к ней страны и армии. Многие из них получили подтверждение и свое дальнейшее развитие, часть была пересмотрена и уточнена, а другие, как не соответствовавшие требованиям вооруженной борьбы, были отвергнуты.
Авторы:
Григорий Никоноров, доктор политических наук наук, доцент
Игорь Родионов, кандидат технических наук
Финальная статья цикла — Часть 8.