Материал опубликован в журнале «Арсенал Отечества» № 1 (75) за 2025 г.

Григорий Никоноров, Игорь Родионов

Чем дольше идут боевые действия в зоне специальной военной операции (СВО), тем чаще со всех сторон звучит информация о неизбежности переговорного процесса. Это само по себе весьма логично, ведь любые боевые действия рано или поздно приводят к переговорному процессу или капитуляции, что является прологом мира (в обществе есть только два состояния — мир или вой­на).

Военно-­политическое руководство Российской Федерации постоянно подчеркивает безальтернативность переговорного процесса, но с учетом собственных интересов в вопросах безопасности. Однако объединенный Запад, ведущий против России прокси-­вой­ну на Украине, постоянно отклонял предложения о политическом урегулировании и повышал уровень военного противостояния, надеясь добиться успехов на поле боя (однако ему это не удалось). В условиях политической неопределенности, связанной со сменой политического руководства в США, и постоянной оглядкой на них о необходимости переговоров на все лады заговорили политики и европейские лидеры (которым навязали финансирование боевых действий на Украине с целью всемерного ослабления России) несмотря на попытку уходившей администрации США по максимуму профинансировать и обострить военный конфликт. Совершенно понятно, что полностью зависящая от внешнего финансирования и военной помощи Украина не может являться субъектом политического процесса. Контуры послевоенной реальности будут зависеть от результата переговоров России и объединенного Запада во главе с США. Судьба Украины (которая также не являлась субъектом политики) и России уже решалась в сходных исторических условиях. В этой связи, несомненный интерес представляет переговорный процесс в Брест-­Литовске, имевший место в январе–феврале 1918 г., о котором многие слышали, но мало кто имеет представление о его ходе и той роли в переговорах, которую сыграли бывшие российские союзники по Антанте.
Историческая практика дает представление о геополитических целях, которых стремятся достичь наши оппоненты, когда садятся за стол переговоров. История повторяется.
Итак, вспомним историю. Сразу после Октябрьской революции Советское правительство обратилось к воюющим странам с предложением заключить перемирие и начать мирные переговоры. Страны Антанты (воевавшие с Тройственным союзом на двух фронтах, в отличие от России, которая воевала на пяти и несла соответствующие потери), не желали выхода России из вой­ны (так как переброска Германией вой­ск, освободившихся после заключения мира на Востоке на Западный фронт, ничего хорошего Франции и Британии не сулила). Не имеющая возможности воевать дальше, Россия (в не малой степени после полной разбалансировки механизма государственного и военного управления, проделанной Временным правительством) нуждалась в немедленном выходе из вой­ны. Однако дважды спасенные Российской армией союзники (в 1914 и 1916 гг.) начали готовить вооруженную интервенцию против России (на этот раз в советской форме государственности). А факт проведения совещания высшего политического руководства Великобритании 5 сентября 1916 г. (задолго до отстранения Николая II от власти, Февральской и Октябрьской революций), на котором было принято решение не допустить возможности окончания Россией вой­ны в качестве победителя, является наглядным показателем отношения «просвещенной Европы» к России. Решение о вооруженной интервенции против России было принято уже 15 (28) ноября 1917 г., а 10 (23) декабря 1917 г. бывшие англо-­французские союзники подписали конвенцию о разделе России на сферы влияния. Иными словами, союзники всю Первую мировую вой­ну пользовались ресурсами России, заранее зная, что не допустят ее участия в будущей победе, а когда она, обессиленная, начала выходить из вой­ны, стали готовить интервенцию с целью ее расчленения.

Особенно умиляют в этой связи разглагольствования «патриотических историков», которые уверяют, что большевики «украли у России победу» (при этом никто не задается вопросом, а допустили ли бы бывшие союзники победу России в Первой мировой вой­не).
Военно-­политическое руководство Германии, провалив планы «молниеносной вой­ны», предусматривающие вариант разгрома союзников по очереди, находилось третий год в положении вой­ны «на два фронта». Поэтому Германское руководство согласилось на переговоры с новым советским правительством. 2 декабря 1917 г. между советскими представителями и командованием немецкой армии было подписано соглашение о прекращении военных действий до 1 января 1918 г. После установления перемирия по всему фронту в Брест-­Литовске начались переговоры о мире.
Советская делегация предложила заключить демократический мир без аннексий и контрибуций (учитывая то, что общее состояние экономики, социальной сферы и армии не позволяло участвовать в дальнейших боевых действиях). Зная это, представители кайзеровской Германии отклонили советские предложения и выдвинули грабительские условия заключения мира (по линии фронта), по которым к Германии должны были отойти оккупированные территории (Польша, Литва, часть Эстонии, Латвии, Белоруссии и Украины, Моодзунские острова на Балтике).
По вопросу о заключении мира на германских условиях в ЦК большевистской партии возникли острые разногласия. Хорошо понимая положение советской власти, которая с трудом контролировала обе столицы и немногочисленные территории в центре страны, В. И. Ленин высказался за подписание мира на немецких условиях с целью выигрыша времени для ее укрепления. «Положение дел с социалистической революцией в России должно быть положено в основу всякого определения международных задач Советской власти… », — писал основатель советской формы государственности. Однако группа «левых коммунистов» во главе с Н. Бухариным и Л. Троцким выступила против заключения мира, считая победу революции в крестьянской стране ошибкой («не по Марксу»), которую необходимо исправить, использовав крестьянскую Россию в качестве «хвороста» для мирового «революционного пожара». Они ратовали за продолжение революционной вой­ны, пытаясь спровоцировать «мировую революцию» в передовых капиталистических странах Европы («по Марксу»). Иными словами, они настаивали на продолжении революционной вой­ны (которую с Германией вместо царской и буржуазной, должна была вести Советская Россия) даже если бы она привела к гибели государственности.

Л. Троцкий (Бронштейн) выдвинул авантюристический лозунг: «Ни вой­ны, ни мира!», предлагая официально заявить, что Советское правительство воевать не будет, но и мира не подпишет.
11 января 1918 г. ЦК большевистской партии принял решение, обязывающее советскую делегацию в Бресте продолжать переговоры и не подписывать мира до тех пор, пока Германия не предъявит ультиматум (в это время начались мероприятия по созданию Красной армии и удержанию на позициях остатков старой армии, которой практически уже не было).
Германская делегация на переговорах (несмотря на тяжелейшее положение самой Германии) пыталась, с одной стороны, получить новые территории и ресурсную базу для продолжения вой­ны на Западе, а с другой, путем закрепления оккупированных территорий создать плацдарм для будущей вой­ны с Советской Россией. Возглавлявший германскую делегацию генерал-­фельдмаршал Пауль фон Гинденбург разработал и представил статс-­секретарю иностранных дел империи Рихарду Кюльману довольно широкую программу территориальных аннексий у России. На естественный вопрос Кюльмана, зачем это ему нужно (профессиональный дипломат понимал, что если много потребуешь, то можно не получить ничего), будущий президент вскоре поверженной Германии с фельдмаршальской прямотой заявил: «Я хочу обеспечить пространство для передвижения германского левого крыла в следующей вой­не с Россией». Когда немцы поняли, что советская делегация на переговорах «тянет время», они 9 февраля 1918 г. потребовали от возглавлявшего делегацию Троцкого принять германские условия.

Троцкий, возглавлявший советскую делегацию, нарушил директивные указания ЦК и, желая любым путем спровоцировать «мировую революцию», предпринял авантюристический шаг, который усугубил и без того тяжелейшее положение Советской России. 10 февраля 1918 г. этот «левый глобалист» заявил (к большой радости англосаксов), что Россия вой­ну вести не будет, но и мирный договор не подпишет. Затем, к полной неожиданности немцев, «демон революции» демонстративно покинул Брест, тем самым дав последним предлог к прекращению перемирия. Когда до тевтонов окончательно дошло, что их обманули, 18 января 1918 г. они перешли в наступление по всему фронту, практически не встречая никакого сопротивления (старой армии уже не было, а новой еще не было). Ленин был взбешен выходкой народного комиссара иностранных дел и после снятия Троцкого с должности начал ходатайствовать перед ЦК о его расстреле. Однако Лев Давидович был не так прост и расправиться с ним не удалось даже главе советского правительства (мало кто знает, что Бронштейн был женат на родственнице Рокфеллеров).
Тем временем, немцы, практически не встречая сопротивления (на позициях оставались лишь отдельные воинские части старой армии, в которых командирам удавалось поддерживать воинскую дисциплину), захватили Двинск, Минск, Псков, Ревель и вышли на подступы к Петрограду. Спасти Советское государство (и российскую государственность) могло лишь немедленное заключение мира (уже на любых условиях). Не встретив поддержки ЦК большевиков в этом вопросе, Ленин заявил, что вынужден, обратится к народу по вопросу прекращения вой­ны (в ЦК тогда большинство составляли поборники «мировой революции»). Вечером 18 февраля ЦК партии большевиков все‑таки поддержал позицию Ленина о необходимости принять германские условия заключения мира и обратиться к правительству Германии с предложением возобновить мирные переговоры. На следующий день Советское правительство сообщило о своем намерении немецкому командованию. Однако теперь условия диктовали немцы, и они стали тянуть с ответом (тем временем наступление германской армии продолжалось).

22 февраля правительство Советской Республики объявило, что «социалистическое Отечество в опасности», и призвало дать отпор захватчикам. Началось массовое формирование военных отрядов из рабочих городских предприятий, добровольцев, матросов, солдат и офицеров старой русской армии, вставших на защиту республики (23 февраля как день начала массовой мобилизации для отпора немцам отмечается с тех пор как День Советской армии — День защитника Отечества). Вновь созданные формирования в спешном порядке направлялись под Псков, Нарву и Ревель, где немцы вновь обнаружили перед собой подобие линии фронта. Несмотря на то, что Псков и Нарву пришлось оставить, германские вой­ска не имели возможности при таком растянутом фронте продвигаться дальше. 23 февраля 1918 г. германское командование сообщило о готовности к новым переговорам, выдвинув требования об оставлении под их контролем захваченной территории (дорого дался стране демарш «любителя мировой революции»). 24 февраля состоялось заседание ВЦИК, на котором Ленин, проанализировав военно-­политическую обстановку, предсказал крах германской государственности не позже осени 1918 г. (оказался прав) и убедил правительство немедленно подписать мир на германских условиях с возможностью его дальнейшей денонсации. В Брест была направлена делегация во главе с новым народным комиссаром иностранных дел Г. В. Чичериным, и 3 марта 1918 г. тяжелейший Брестский мир был подписан совсем не на таких «терпимых» условиях, которые аннулировал Троцкий своей выходкой. Для решения вопроса о мире 6–8 марта 1918 г. был созван VII съезд Большевистской партии, на котором, несмотря на сопротивление «левых коммунистов», было принято решение о ратификации Брестского договора. В ответ левые эсеры и другие поборники «мировой революции» вышли из состава правительства, а затем устроили летом 1918 г. мятежи и убийство германского посла в Москве (а заодно и покушение на главу советского правительства В. И. Ленина, после которого он так и не вернулся к активной политической деятельности).
Брестский мир (который Ленин называл вынужденным и «похабным») был тяжелейшим ударом для страны как в плане территориальных, людских и экономических потерь, так и в плане имиджа новой власти. Значительная часть офицерского состава старой армии, воевавшая с германцами на фронтах Первой мировой, не приняла этого мира и перешла на сторону белого движения в начавшейся Гражданской вой­не. Его последствия так и не были ликвидированы до начала Второй мировой вой­ны. Между тем, продолжение брестской эпопеи оказалось в тени, а в условиях нового противостояния с объединенным Западом, о них необходимо знать и помнить чтобы иметь представление о целях европейской дипломатии по отношению к России. Аналогии событий того времени очевидны и просматриваются.
Россия, на тяжелейших условиях вышедшая из Первой мировой вой­ны в марте 1918 г., в мае была с помощью бывших союзников вовлечена в новую вой­ну (решение бывших англо-­французских союзников о вооруженной интервенции против России от 15 (28) ноября 1917 г. и конвенцию о разделе России на сферы влияния от 10 (23) декабря 1917 г. никто не отменял), на этот раз Гражданскую. Она началась в мае 1918 г. восстанием чехословацкого корпуса и прекратилась в 1920 г. с провалом иностранной военной интервенции. Несмотря на тяжелое экономическое положение Германии, бывшие союзники так и не смогли справиться с германской армией, которая сохраняла боеспособность. Это был один из факторов возрождения реваншизма в Германии, армия которой не была побеждена на поле боя и считала, что ее предали социал-­демократы. В результате англосаксы прибегли к давно апробированной технологии государственных переворотов («цветных революций») и спровоцировали в ноябре 1918 г. так называемую Веймарскую революцию (в результате которой к власти было приведено нужное правительство, а кайзеровская империя приказала «долго жить»).

Когда 11 ноября 1918 г. в городке Компьен (Франция) было подписано печально знаменитое Компьенское перемирие, то в его ст. 12 говорилось: «Все германские вой­ска, которые ныне находятся на территориях, составлявших до вой­ны Россию, должны равным образом вернуться в Германию как только союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий». Более того, статья 12 Компьенского соглашения о перемирии имела секретный подпункт, по которому Германия уже обязывалась держать свои вой­ска на всех оккупированных ею территориях России (якобы для борьбы с Советами до прибытия вой­ск и флотов стран–членов Антанты). А они были в Прибалтике, на Украине, в Белоруссии, в Крыму и даже в Закавказье (последствия Брестского договора). Иными словами, должна была произойти полная замена германских вой­ск вой­сками Антанты, чтобы в порядке захваченных у поверженных германцев «трофеев» захватить и «эвакуировать» эти территории из состава России, предварительно создав там марионеточные правительства проантантовского толка (Украина, Прибалтика). Англосаксы и французы под предлогом освобождения этих территорий от германских вой­ск собиралась «освоить» «Брест-­Литовское наследство» площадью 1 млн кв. км. Одновременно Россия лишалась бы и практически всех выходов к морям, особенно к Мировому океану, 56 млн человек населения России (треть населения Российской империи). Бывшие союзники собирались прикарманить «брестское наследство» в объеме 27 % обрабатывавшейся в стране земли, 26 % всей железнодорожной сети, 33 % текстильной промышленности, 73 % предприятий черной металлургии, 89 % производства каменного угля. На этих территориях находилось 278 сахарных заводов, 918 текстильных фабрик, 574 пивоваренных завода, 133 табачных фабрики, 1685 винокуренных заводов, 244 химических предприятий, 615 целлюлозных фабрик, 1073 машиностроительных заводов (почти 80 % всех машиностроительных заводов). И все это якобы в порядке захваченного у немцев по итогам Первой мировой вой­ны законного «трофея».

Главным условием Антанты перед подписанием Компьенского перемирия было срочное одностороннее расторжение Германией Брест-­Литовского договора от 3 марта 1918 г., 5 ноября 1918 г. это условие было выполнено, дипломатические отношения с Советской Россией в одностороннем порядке были разорваны. По нормам международного права это тогда означало, что все договора Германии с Советской Россией автоматически лишились юридической силы.
9 ноября 1918 г. руками союзников и при их финансировании в Германии была осуществлена «ноябрьская революция». К власти в Германии пришли социал-­демократические «вожди» во главе с Эбертом — Шейдеманом. Однако (следите за руками шаловливой западной дипломатии) в момент подписания Компьенского соглашения, 11 ноября 1918 г., лидеры Антанты проделали исторически беспрецедентный в истории дипломатии фокус.

Уже лишившийся в результате одностороннего разрыва дипломатических отношений какой‑либо юридической силы Брест-­Литовский договор от 3 марта 1918 г. вдруг «воскрешается» (всего через шесть дней после его автоматической денонсации Германией) подписями антантовцев и германских социал-­демократов. Более того, «воскрешается» как якобы продолжающий действовать. Социал-­демократы Германии передают его бывшим союзникам России из Антанты в качестве «трофея» вместе со всеми территориальными приобретениями по Брестскому миру.
Вся суть этого дипломатического мошенничества была сконцентрирована в содержании ст. 12 Компьенского соглашения. В условиях полной в то время дипломатической блокады Советской России антантовцы сделали вид, что германские вой­ска находятся на этих территориях законно (так как эти территории лишь в прошлом, то есть до вой­ны, составляли Россию, а теперь ее, мол, нет). Это‑то и означало «воскрешение» Брест-­Литовского договора.
13 ноября 1918 г. со стороны Ленина последовал разрыв дипломатических отношений с Германией, а Брест-­Литовский договор был аннулирован также и Советской Россией. Одновременно советское правительство предприняло вооруженный натиск силами созданной Красной армии на Прибалтику (ведь Россия в результате дипломатических трюков бывших союзников лишилась выхода в Балтийское море, за право иметь который Петр I целых двадцать лет вел Северную вой­ну). Победа России была закреплена Ништадтским мирным договором от 30 августа 1721 г., по которому эти территории переходили России в полное, не отрицаемое и вечное владение и собственность (договор был письменно подтвержден и гарантирован все теми же Англией и Францией).
Однако Ленин опоздал, в том числе и потому, что со стороны Советской России аннулирование «похабного» и грабительского Брест-­Литовского договора произошло спустя восемь дней после аналогичного действия со стороны Германии. Более того, преимущество в вооруженной силе в тот момент было на стороне Антанты. Прибалтики (как части территорий, вышедших из ее состава по Брестскому миру) Россия тогда лишилась. В результате долгой и кровопролитной Гражданской вой­ны и борьбы с интервентами, Россия вернула часть территорий, вышедших из состава Российской империи в результате недолгого правления Временного правительства и отторгнутых Польшей в годы Советско-­польской вой­ны. Их возвращением занимался Сталин и сумел вернуть обратно (в результате заключения блестящего договора о ненападении с Германией) Западную Украину, Западную Белоруссию и Бессарабию.
До сегодняшнего дня продолжаются дискуссии о правильности и неправильности заключения мира в Брест-­Литовске. Говорят о «предательстве» и территориальных потерях, забывая о реальной ситуации в стране (которой к Октябрю 1917 г. практически не осталось). На момент объявления новым правительством Декрета о мире из состава России (благодаря деятелям из Временного правительства) фактически вышли Польша и Украина (оккупированная Германией), часть Прибалтики, Финляндия, а за несколько дней до Октябрьской революции заявила о своей независимости Сибирь (Сибирская республика). Государство фактически было разрушено, не было ни армии (ситуацию хорошо описал столь любимый либералами генерал Деникин в своих воспоминаниях), ни экономики, ни стабильной финансовой системы. Нужно понимать, в каких условиях оказалась новая власть (помня о позиции союзников, решивших не только не допустить Победы России в Первой мировой вой­не, но и расчленить ее путем организации интервенции). Мир нужен был разрушенной стране как воздух (воевать дальше было нечем и некому). Страна стояла на пороге сепаратного развала и нуждалась в любой дееспособной власти, которая могла бы этот распад предотвратить. Этой властью оказались большевики. И если бы не откровенное предательство национальных интересов приверженцами «мировой революции», последствия Брестского мира не были бы такими тяжелыми.

Уроки истории должны усваиваться не только (и не столько) дипломатами. Европейская дипломатия во всех аспектах показала себя по отношении к России в период тяжелейших 90‑х годов прошлого века. Однако и век нынешний с его Минскими соглашениями, гарантами по которым выступали европейские державы (лидеры которых в открытую заявляли потом, что не собирались их выполнять), дипломатическая вой­на, развязанная ими (сопровождавшая вой­ну настоящую на территории Украины), заставляет нас вспомнить уроки Брестского мира (и его продолжения). Тем более, что о необходимости заключения мира с Россией вновь заговорили в европейских столицах.
Нам сегодня не нужен мир любой ценой. Нам нужен мир справедливый (без аннексий и контрибуций), без ультиматумов и попыток говорить с Россией с позиции силы. Историческая практика показывает, что соблюдать условия каких‑либо договоров со слабой Россией европейские державы не будут. Единственное условие для выполнения взятых ими на себя международных обязательств связано с наличием сильной и самодостаточной Российской Федерации (как исторического приемника Советского Союза и Российской империи), которая проводит дипломатию, опирающуюся на уроки прошлого (в том числе на уроки Брестского мира).
Кого накроет тень Брестского мира — Европу, Украину? Время покажет. Россия в этой тени уже побывала.

Авторы:
Григорий Никоноров, доктор политических наук, доцент
Игорь Родионов, кандидат технических наук